Орфографические ошибки в письме — как клоп на белой блузке.
На вопрос: «Вы заболели, Фаина Георгиевна?» — она привычно отвечала: «Нет, я просто так выгляжу».
Я как старая пальма на вокзале — никому не нужна, а выбросить жалко.
Жизнь моя…Прожила около, все не удавалось. Как рыжий у ковра.
Всю свою жизнь я проплавала в унитазе стилем баттерфляй
Он умрет от расширения фантазии.
Спутник славы — одиночество.
Сказка — это когда женился на лягушке, а она оказалась царевной. А быль — это когда наоборот.
Критикессы — амазонки в климаксе.
Я себя чувствую, но плохо.
Я говорила долго и неубедительно, как будто говорила о дружбе народов.
Если больной очень хочет жить, врачи бессильны.
Склероз нельзя вылечить, но о нем можно забыть.
Пусть это будет маленькая сплетня, которая должна исчезнуть между нами.
Семья заменяет все. Поэтому, прежде чем ее завести, стомит подумать, что тебе важнее: все или семья.
В переполненном автобусе, развозившем артистов после спектакля, раздался неприличный звук. Раневская наклонилась к уху соседа и шепотом, но так, чтобы все слышали, выдала:
— Чувствуете, голубчик? У кого-то открылось второе дыхание!
В театре.
— Извините, Фаина Георгиевна, но вы сели на мой веер!
— Что? То-то мне показалось, что снизу дует.
Стареть скучно, но это единственный способ жить долго.
Раневская как-то рассказывала, что согласно результатам исследования, проведенного среди двух тысяч современных женщин, выяснилось, что двадцать процентов, т.е. каждая пятая, не носят трусы.
— Помилуйте, Фаина Георгиевна, да где же это могли у нас напечатать?
— Нигде. Данные получены мною лично от продавца в обувном магазине.
Старость — это просто свинство. Я считаю, что это невежество Бога, когда он позволяет доживать до старости. Господи, уже все ушли, а я все живу. Бирман — и та умерла, а уж от нее я этого никак не ожидала. Страшно, когда тебе внутри восемнадцать, когда восхищаешься прекрасной музыкой, стихами, живописью, а тебе уже пора, ты ничего не успела, а только начинаешь жить!
Старость — это время, когда свечи на именинном пироге обходятся дороже самого пирога, а половина мочи идет на анализы.
Оптимизм — это недостаток информации.
Одиночество как состояние не поддается лечению.
..Тошно от театра. Дачный сортир. Обидно кончать свою жизнь в сортире.
— Почему, Фаина Георгиевна, вы не ставите и свою подпись под этой пьесой? Вы же ее почти заново за автора переписали!
— А меня это устраивает. Я играю роль яиц: участвую, но не вхожу.
Меня так хорошо принимали, — рассказывал Раневской вернувшийся с гастролей артист N.
— Я выступал на больших открытых площадках, и публика непрестанно мне рукоплескала!
— Вам просто повезло, — заметила Фаина Георгиевна. — На следующей неделе выступать было бы намного сложнее.
— Почему?
— Синоптики обещают похолодание, и будет намного меньше комаров.
— Ну-с, Фаина Георгиевна, и чем же вам не понравился финал моей последней пьесы?
— Он находится слишком далеко от начала.
Как-то она сказала:
— Четвертый раз смотрю этот фильм и должна вам сказать, что сегодня актеры играли как никогда.
Поклонница просит домашний телефон Раневской. Она:
— Дорогая, откуда я его знаю? Я же сама себе никогда не звоню.
Мне попадаются не лица, а личное оскорбление.
Воспоминания — это богатства старости.
Бог мой, как прошмыгнула жизнь, я даже никогда не слышала, как поют соловьи.
Говорят, что этот спектакль не имеет успеха у зрителей? — Ну, это еще мягко сказано, — заметила Раневская. — Я вчера позвонила в кассу, и спросила, когда начало представления. — И что? — Мне ответили: «А когда вам будет удобно?»
Вы знаете, милочка, что такое говно? Так оно по сравнению с моей жизнью — повидло.