Я без пропитания оставаться не могу. Где же я буду харчеваться?!
Террором ничего поделать нельзя. Это я утверждал, утверждаю и буду утверждать. Они думают, что террор им поможет. Нет, нет, не поможет. Какой бы он ни был — белый, красный или даже коричневый.
Обыкновенная прислуга, а форсу, как у комиссарши.
Так я и говорю: никакой этой самой контрреволюции в моих словах нет. В них здравый смысл и жизненная опытность.
— Ну а фамилию, позвольте узнать?
— Фамилию? Я согласен наследственную принять.
— А именно?..
— Шариков.
Спаньё на полатях отменяется.
Театр — это дуракаваляние…
Разговаривают, разговаривают…
Контрреволюция одна.
У самих револьверы найдутся…
Успевает всюду тот, кто никуда не торопится.
Ухватили животную, исполосовали ножиком голову, а теперь гнушаются.
— И, Боже вас сохрани, — не читайте до обеда советских газет.
— Гм… Да ведь других нет.
— Вот никаких и не читайте.
Дай папиросочку, у тебя брюки в полосочку!
Я на шестнадцати аршинах здесь сижу и буду сидеть!
Где же я буду харчеваться?
Сейчас ко мне вошли четверо — среди них одна женщина, переодетая мужчиной, двое мужчин, вооруженных револьверами, — и терроризировали меня!
…кинематограф у женщин — единственное утешение в жизни.
Что же, я не понимаю, что ли. Слон — другое дело. Слоны — животные полезные.
В очередь, сукины дети, в очередь!
Да и что такое воля? Так, дым, мираж, фикция… Бред этих злосчастных демократов…
Абыр-абырвалг!
Успевает всюду тот, кто никуда не торопится.
А-а, уж конечно, как же, какие уж мы вам товарищи! Где уж. Мы понимаем-с! Мы в университетах не обучались. В квартирах по 15 комнат с ванными не жили. Только теперь пора бы это оставить. В настоящее время каждый имеет своё право…
Ошейник — всё равно что портфель. Я вытащил самый главный собачий билет.
Сделай загадочное лицо, дура!..
Господин, если бы вы видели, из чего эту колбасу делают, вы бы близко не подошли к магазину. Отдайте её мне.
А то пишут, пишут… Конгресс, немцы какие-то… Голова пухнет. Взять всё, да и поделить.
Вот всё у вас, как на параде. Салфетку — туда, галстук — сюда. Да «извините», да «пожалуйста-мерси». А так, чтобы по-настоящему — это нет. Мучаете сами себя, как при царском режиме.
Похабная квартирка.
Взять всё, да и поделить.
— Какое самое главное событие в моей жизни?— Самое главное событие в вашей жизни у вас впереди!
Всё испытал, с судьбой своей мирюсь и, если плачу сейчас, то только от физической боли и холода, потому что дух мой ещё не угас… Живуч собачий дух.
Где это видано, чтобы люди в Москве без прописки проживали.
Они говорят, где же это видано, чтобы человек проживал непрописанный в Москве.
Я на шестнадцати аршинах здесь сижу и буду сидеть!
— Отчего это у вас шрам на лбу, потрудитесь объяснить этой даме. — Я на колчаковских фронтах раненый!
Это уж — извиняюсь. Сами знаете, человеку без документов строго воспрещается существовать.
Я без пропитания оставаться не могу. Где же я буду харчеваться?!
Я тяжко раненый при операции.
Бить будете, папаша?
Я не господин, господа все в Париже!
Я ещё водочки выпью?
Пойти, что—ль, пожрать. Ну их в болото.
— Что это за гадость? Я говорю о галстуке. — Чем же гадость? Шикарный галстук. Дарья Петровна подарила. — Дарья Петровна вам мерзость подарила.
Дай папиросочку, у тебя брюки в полосочку!
А сову эту мы разъясним.
Дворники из всех пролетариев самая гнусная мразь.
На учёт возьмусь, а воевать – шиш с маслом!..
А то что же: один в семи комнатах расселился, штанов у него сорок пар, а другой шляется, в сорных ящиках питание ищет…
На преступление не идите никогда, против кого бы оно ни было направлено. Доживите до старости с чистыми руками.
Террором ничего поделать нельзя с животными, на какой бы ступени развития оно ни стояло… Террор совершенно парализует нервную систему.
— Ну, желаю, чтобы всё…— И вам также…
Я красавец! Очень возможно, что бабушка моя согрешила с водолазом.
Он бы прямо на митингах мог деньги зарабатывать. Эва классный деляга.
Да и что такое воля? Так, дым, мираж, фикция… Бред этих злосчастных демократов.
– Атавизм.- Атавизм? А…- Неприличными словами не выражаться!
На преступление не идите никогда, против кого бы оно ни было направлено. Доживите до старости с чистыми руками.
Вот всё у вас, как на параде. Салфетку — туда, галстук — сюда, да «извините», да «пожалуйста-мерси». А так, чтобы по-настоящему, — это нет. Мучаете сами себя, как… при царском режиме.
Эх, говори, Москва — разговаривай, Рассея!
Еда… штука хитрая. Есть нужно уметь, и, представляете, большинство людей вовсе этого не умеет. Нужно не только знать, что съесть, но и когда и как. И что при этом говорить.
Театр — это дуракаваляние… Разговаривают, разговаривают… Контрреволюция одна.
Вы его напрасно прелестным ругаете.
Как говорится, желаю, чтобы все!
О, глаза – значительная вещь. Вроде барометра. Все видно – у кого великая сушь в душе, кто ни за что ни про что может ткнуть носком сапога в ребра, а кто сам всякого боится.
Примус! Признание Америки! Москвошвея! Примус! Пивная! Еще парочку! Пивная! Еще парочку! Пивная! Еще парочку! Пивная! Еще парочку! Москвошвея! Москвошвея! Пивная! Еще парочку! Буржуи! Буржуи! Не толкайся, подлец, слезай с подножки! Я тебе покажу, твою мать!
Тоны сердца глуховаты.
Обыкновенная прислуга, а форсу — как у комиссарши.
Я не господин. Господа все в Париже.
Я красавец! Очень возможно, что бабушка моя согрешила с водолазом.
Ошейник все равно что портфель…
Иван Арнольдович, покорнейше прошу, пива Шарикову не предлагать.
Да что тут предлагать? А то пишут, пишут… конгресс, немцы какие-то… Голова пухнет. Взять все, да и поделить!
Дай папиросочку, у тебя брюки в полосочку!
Дворники из всех пролетариев — самая гнусная мразь.
— «Атавизм»? А-а-а!
— Неприличными словами не выражаться!
Вы напрасно, господа, ходите без калош. Во-первых, вы простудитесь, а во-вторых, вы наследите мне на коврах. А все ковры у меня персидские.
Довольно обидны Ваши слова… Что я — каторжник, чтоб «шляться»?
— Отчего это у вас шрам на лбу, потрудитесь объяснить этой даме.
— Я на колчаковских фронтах раненый!
Ad
Я на колчаковских боях ранен был!
Но ведь нельзя же так… С первым встречным… Только из-за служебного положения…
Я не господин, господа все в Париже!
— Ну и что же он говорит, этот ваш прелестный домком?
— Вы его напрасно прелестным ругаете!
И переписку Энгельса… с этим, как его … В печку!
Слоны — животные полезные.
Со Пскова я — странница, пришла собачку говорящую посмотреть.
Ну теперь, стало быть, пошло. Пропал дом. Все будет как по маслу: вначале — каждый вечер — пение, затем в сортирах замерзнут трубы, потом лопнет паровое отопление и т.д…
Лучше назовём их просто Клара и Роза. В честь Клары Цеткин и Розы Люксембург, товарищи.
Где же это видано, чтобы человек проживал не прописанный в Москве?
Ну, желаю, чтобы все!
Я на своих 16-ти квадратных аршин сидел и сидеть буду!
