|
Как-то на приеме Чарли Чаплин исполнил для собравшихся гостей очень сложную оперную арию. Когда он кончил, один из гостей воскликнул:
— Потрясающе! Я не подозревал, что вы так великолепно поете.
— Вовсе нет, — улыбнулся Чаплин, — я никогда не умел петь. Я всего-навсего подражал сейчас знаменитому тенору, которого слышал в Опере.
Однажды немецкого ботаника Карла Гебеля знакомый художник позвал оценить его новую картину «Грехопадение». Ученый долго рассматривал картину и вдруг заявил, что яблоки нарисованы неверно. Художник удивился: «Почему неправильно?» Гебель объяснил: «Потому что сорт яблока, которое Ева протягивает Адаму, был выведен всего восемьдесят лет назад».
Константин Федин, возвращая Борису Пастернаку рукопись романа «Доктор Живаго», сказал: «У тебя все написано сумасшедшим языком. Что же, Россия, по-твоему, сумасшедший дом?» Пастернак обиженно ответил: «У тебя все написано бездарным языком. Что же, Россия — бездарность?»
Известный немецкий художник Ганс Гольбейн был придворным живописцем английского короля Генриха VIII. Однажды в своей мастерской он повздорил с каким-то лордом и спустил его с лестницы. Оскорбленный вельможа явился к королю, пожаловался на художника и грозился убить его. На что король заявил: «Милорд, я запрещаю вам даже думать об этом! Я могу взять любых семерых крестьян и сделать из них таких же лордов, как вы. Но из семи любых лордов мне не сделать и одного Гольбейна!»
Софья Александровна Стахович гостила однажды в Ясной поляне. Как-то в один из вечеров она организовала чтение вслух отрывков из произведений Толстого. Лев Николаевич вошел в зал, когда Стахович читала отрывок из «Войны и мира». Увидев Толстого, она прекратила чтение. Толстой полюбопытствовал: «Что это вы читали? Недурно написано!» Стахович ахнула: «Неужели Вы не узнали! Это же «Война и мир», Лев Николаевич!» Толстой разочарованно махнул рукой и вышел из зала.
Поклонница Гейне в беседе с поэтом заявила: «Я отдаю вам свои мысли, душу и сердце!» Поэт галантно улыбнулся: «Охотно принимаю, так как от таких милых пустяков стыдно отказываться».
О своем дяде-банкире Гейне говорил так: «Моя мать любила читать художественную литературу, и я стал поэтом. А мать моего дяди читала «Приключения разбойника Картуша»…»
Однажды Гейне беседовал с поэтом Морицем Гартманом, который пользовался большим успехом у женщин, и сказал ему: «Сегодня, дорогой Мориц, меня посетила прекрасная дама, с которой ты еще незнаком». Тот удивился: «Кто же это?» Гейне улыбнулся: «Муза, мой дорогой!»
Однажды Гейне упрекнул одного из своих знакомых за то, что тот из-за пустяка выгнал своего слугу. Тот возразил: «Что поделаешь! Я же не филантроп и принципиально не люблю скотов!»
На это Гейне заметил: «Ну, это, верно, из эгоизма!»
Незадолго до смерти Гейне позвал нотариуса и продиктовал ему свою последнюю волю: «Все свое состояние и гонорары за будущие издания своих произведений я оставляю своей жене при условии, что она снова выйдет замуж». Нотариус очень удивился: «Но почему вы так поступаете?» Поэт ответил: «Я хочу, чтобы на земле хоть один человек вспоминал меня с благодарностью».
Следует заметить, что много знаменитых людей разных времён отличались своей враждой к музыке. Одним из известнейших “мелофобов” был Бомарше, определивший музыку словами: “То, чего не стоит говорить, поётся”. Теофиль Готье называл музыку “самым дорогим из шумов”. Наполеон I утверждал, что музыка расстраивает ему нервы, хотя по его приказу военные оркестры играли перед лазаретами “для увеличения бодрости раненых”. Виктора Гюго надо было долго просить, прежде чем он давал согласие положить его слова на музыку. “Разве мои стихи, — говорил он, — не звучат так хорошо, чтобы уже нельзя было обойтись без этого неприятного шума?”
Француский король решил прочитать свои стихи известному поэту Николя Буало а потом попросил его высказать свое мнение о них. Поэт оказался изысканно дерзок: «Государь! Для вас нет ничего невозможного: вам захотелось написать плохие стихи, и вы сделали это».
Зиновий Герд как-то рассказывал об одной встрече со зрителями:
Цветы, поклонницы… Рассказал о себе… Пришло время ответа на записки из зала, и получает он такую записку женской рукой: «Были ли в вашей жизни творческие удачи?» Он быстро отправился от шока и рассказал такую историю:
Дело было на летних гастролях его кукольного театра в Киеве. Как-то вечером после спектакля коллектив решил пройтись в гостиницу по Крещатику пешком. Герд потихоньку хромал последним и курил. В момент, когда надо было выбросить окурок, он оказался между двумя урнами, до которых было метров по 15. Бросать окурок вперёд смысла не было и, решив, что возле мусорниц и так много окурков, он бросил свой окурок щелчком назад. Тот сделал огромную дугу и падающей звездой точно попал в урну. Ликование Герда, однако, было омрачено, тем, что, когда он обернулся к коллективу, оказалось, что никто из его товарищей не смотрел назад. Не успел он расстроится, как увидел, что с другой стороны широкого Крещатика бежит к нему женщина и кричит: «Я видела, видела…!» Вот это и была творческая удача.
Рекомендуемые статьи:
