Вы знаете, поэты или умирают при жизни, или не умирают никогда.
Приедается всё.
Лишь тебе не дано примелькаться.
Я льнул когда-то к беднякам
Не из возвышенного взгляда,
А потому, что только там
Шла жизнь без помпы и парада.
Все в жизни может быть издержано,
Изведаны все положенья,
Следы любви самоотверженной
Не подлежат уничтоженью.
Ни у какой истинной книги нет первой страницы. Как лесной шум, она зарождается Бог весть где, и растет, и катится, будя заповедные дебри, и вдруг, в самый темный, ошеломительный и панический миг, заговаривает всеми вершинами сразу, докатившись.
Весна, я с улицы, где тополь удивлён,
Где даль пугается, где дом упасть боится,
Где воздух синь, как узелок с бельём
У выписавшегося из больницы.
Где вечер пуст, как прерванный рассказ,
Оставленный звездой без продолженья
К недоуменью тысяч шумных глаз,
Бездонных и лишённых выраженья.
И я старался дружбу свесть
С людьми из трудового званья,
За что и делали мне честь,
Меня считая тоже рванью.
Но кто же ты? На какой арене
Стяжал он поздний опыт свой?
С кем протекли его боренья?
С самим собой, с самим собой.
С тех пор как он себя помнил, он не переставал удивляться, как это при одинаковости рук и ног и общности языка и привычек можно быть не тем, что все, и притом чем-то таким, что нравится немногим и чего не любят?
Когда он уехал, ей показалось, что стало тихо во всём городе и даже в меньшем количестве стали летать по небу вороны.
Этим и страшна жизнь кругом. Чем она оглушает, громом и молнией? Нет, косыми взглядами и шепотом оговора. В ней все двусмысленность и подвох. Отдельная нитка, как паутинка, потянул её и нет конца, попробуй выбраться из сети — только больше запутаешься. И над сильным властвует подлый и слабый.
О, как хочется иногда из бездарно-возвышенного, беспросветного человеческого словоговорения в кажущееся безмолвие природы, в каторжное беззвучие долгого, упорного труда, в бессловесность крепкого сна, истинной музыки и немеющего от полноты души тихого сердечного прикосновения!
В делах житейских эти предприимчивые, уверенные в себе, повелительные люди незаменимы. В делах сердечных петушащееся усатое мужское самодовольство отвратительно. Я по-другому понимаю близость и жизнь.
О, с какою силою, как проницательно чувствуют в детстве, впервые!
В жизни Антипова не было перемены разительнее и внезапнее этой ночи. Утром он встал другим человеком, почти удивляясь, что его зовут по-прежнему.
Революции производят люди действенные, односторонние фанатики, гении самоограничения. Они в несколько часов или дней опрокидывают старый порядок. Перевороты длятся недели, много годы, а потом десятилетиями, веками поклоняются духу ограниченности, приведшей к перевороту, как святыне.
А он живёт и не чувствует.
Шаг вперёд в науке делается по закону отталкивания, с опровержения царящих заблуждений и ложных теорий.
Еще пышней и бесшабашней
Шумите, осыпайтесь, листья,
И чашу горечи вчерашней
Сегодняшней тоской превысьте.
Поцелуй был как лето. Он медлил и медлил,
Лишь потом разражалась гроза.
«Тише!» — Крикнул кто-то,
Не вынесши тишины.
В года мытарств, во времена
Немыслимого быта
Она волной судьбы со дна
Была к нему прибита.
Тучи, кaк вoлoсы, встaли дыбoм
Нaд дымнoй, блeднoй Нeвoй
Ктo ты! O, ктo ты! Ктo бы ты ни был,
Гopoд — вымысeл твoй.
Улицы pвутся, кaк мысли, к гaвaни
чepнoй peкoй мaнифeстoв.
Нeт, и в мoгилe глуxoй и в сaвaнe
Ты нe нaшёл сeбe мeстa.
